Жила-была Девочка. Самая обычная девочка, каких в любые времена хоть пруд пруди. У Девочки были огромные глазищи, любопытный носишко и густые золотистые локоны. А еще у Девочки были мама, папа, две бабушки и друг. Нет, это был не просто друг, а Друг с самой большой буквы «Д». Друг был такой же золотоволосый и картавый, он умел придумывать замечательные игры. Например, бегать по сугробам с пластмассовыми автоматами, отстреливаться от фашистов и оборонять самый главный город Севастополь.

А еще он был всегда Большим Мальчиком, потому что когда девочка только-только начала ходить в детский сад, Мальчик уже обзавелся серым мышастым костюмчиком, огромным портфелем с блестящей пряжкой и чернильной ручкой, оставлявшей восхитительные кляксы. Девочке очень хотелось писать такой ручкой, но ей не разрешали, потому что она еще маленькая. И тогда она очень-очень захотела поскорее стать большой, чтобы у нее тоже были такой портфель, такая же зеленая тетрадка в линеечку и точно такая же ручка.

А еще Девочка очень любила дарить подарки. Мама с папой ее вечно ругали за то, что она раздаривала все самое лучшее, что у нее было, потому что денег в семье было не сказать, чтобы много, и честно говоря, жалко было, что новые хорошие вещи куда-то исчезают к чужим детям. Но Девочка таких слов тогда не понимала и потому продолжала потихоньку отдавать игрушки, вынося их под платьицем так, чтобы не заметили взрослые.

А потом Мальчик закончил первый класс и уехал на лето в деревню. А Девочку родители увезли в дальнюю даль, на самую окраину, потому что они купили в новостройках большую светлую квартиру. Телефонов в те давние годы в новых домах по многу лет не было, а когда Девочка приходила к бабушкам в гости, мама сердилась и не пускала ее к Мальчику, потому что считала, что к кому пришли, у того и надо оставаться, а не бегать по друзьям, а то бабушки обидятся. А еще через несколько лет родители Мальчика получили квартиру на совсем другой окраине, и тоже без телефона, и вот так Девочка с Мальчиком первый раз потерялись надолго.

Прошло десять лет. Воскресным осенним утром мама растолкала сонную Девочку несказанно рано — даже «Утренняя почта» еще не началась — и протянула ей недавно появившийся в доме красный аппарат. «Здорово, это я, — раздался в трубке веселый картавый голос. — Я у бабушек твоих телефон взял, очень захотелось с тобой повидаться. А то мы так давно не встречались, а я в армию ухожу.» Девочка в первую минуту забыла как дышать, а потом обрадовалась так, что мальчик, наверное, смог бы ее услышать и без всякого телефона.

И были золотые дни в шорохе березовой листвы, и бесконечные прогулки по тем дворам, где когда-то два смешных колобка в цигейковых шубейках гуляли под предводительством бабушек. А потом появились письма. Сначала спокойные и ровные. Потом все более и более тревожные, даже не словами своими, а тем духом, атмосферой, которой они вольно или невольно были пронизаны. Девочка носила письма в школу, пересказывала одноклассницам, и на нее смотрели с уважением и немного с завистью. Еще бы, в обоих девятых классах больше не было никого, кого можно было бы назвать Девушкой Солдата.

А потом письма прекратились. Зато через два месяца, когда девочка не знала, куда деваться от тревоги, появился Мальчик. Его отпустили из армии досрочно. Так в их речи появилось новое слово «комиссовали». Однажды Мальчик закатал рукава до локтя, и Девочка чуть не заплакала, глядя на розовые шрамы, покрывавшие его руки от локтей до запястий. «Деды» — коротко пояснил Мальчик. «Порезали, … , потому меня и комиссовали.» А рассказывал Мальчик, когда смог заговорить об армии, страшное. И про «дедов», и про измывательства, и про зверские ритуалы посвящения. Девочка слушала и не верила, неужели так действительно бывает. Эти рассказы были так непохожи на то, о чем писали газеты и показывали в кино…

Постепенно все улеглось, и жизнь пошла по-прежнему, с долгими прогулками в Нескучном,  с тайным чтением Солженицына, которого родители Мальчика сохранили со времен самой первой публикации, с бесконечными разговорами о музыке и с совсем еще детским щенячье-неумелыми поцелуями в Измайловском парке. Но все чаще и чаще мама Девочки начала хмурить брови: «Пока вы были маленькими, куда ни шло. Но зачем тебе сейчас Мальчик из пролетарской семьи? О чем вам с ним вообще разговаривать?». При этом мама совсем случайно умудрялась забыть, что с мамой мальчика сама она дружила со времен довоенных, а еще раньше того, в юности подружились их собственные мамы. Девочка в ту пору уже училась в университете, у нее появились новые друзья, а в голове засвистели новые романы. И как это часто бывает с молоденькими жестокими дурочками, она постепенно перестала звонить мальчику и не брала трубку когда звонил он.

И прошло еще страшно сказать сколько времени. Однажды вечером бывшая Девочка сидела за компьютером и лениво поглядывала на экран телевизора. А там муж проверял как перекачался на домашний сервер старенький любительский фильм, по кусочкам снятый папой Девочки в те давние дальние времена. И на экране вновь были и День Рождения, и Оборона Севастополя, и неправдоподобно молодые родители, и Девочка с Мальчиком, еще до всего… И тогда она открыла Одноклассников и почти на автомате вбила в поисковую строку имя и фамилию.

Если честно, она уже столько раз проделывала эту операцию, что и сейчас не ждала никакого успеха. Но на экране внезапно возникла фотография, а рядом с ней год и дата рождения, и тут уже сомнений не осталось, это был действительно Мальчик. Повзрослевший и ставший солидным дяденькой, но по-прежнему узнаваемый по той самой улыбке, которая пряталась в уголках глаз даже когда он старался быть серьезным. Сначала девочка хотела написать что-то восторженно-радостное ему в приват, но внезапно оробела. Слишком часто ей доводилось встречать у былых знакомцев холод и равнодушие в ответ на попытки вновь завязать общение, чтобы еще раз наткнуться на подобное, да еще с Мальчиком. Нет уж, пусть он лучше сам решает, хочет ли вновь общаться, тем более, что он то ее помнит (если помнит!) молоденькой и романтичной барышней, а не солидной матерью и бабкой с кучей седины и лишних килограммов. И потому она только оставила оценку у одной фотографии и закрыла браузер.

Весь следующий день она старалась убедить себя, что ничего такого не происходит. Ну не ответил человек — что ж такого? Может, занят. Или действительно общаться не хочет. Имеет право в конце концов. Может… может, действительно она уже все на свете перепутала и обозналась? И вообще, один день подождать ответа это ж такая малость… Но на сердце все равно было неспокойно. И только когда еще ночь спустя в почтовом ящике обнаружилось радостное и веселое письмо, полное какой-то совсем уже несовременной галантности, Девочка поняла, что все в порядке, что обиды на нее никто не держит.

Видела бы мама эти письма, все то, что написал ей в тот день бывший Мальчик! И откуда у пролетарского мальчишки с рабочей окраины взялся прекрасный литературный слог и это умение говорить с женщинами возвышенно и нежно? Последним человеком среди знакомых Девочки, отличавшимся подобными манерами, был муж бабушкиной гимназической подруги, дореволюционный гусар «из  бывших» Виктор Васильевич, отошедший в мир иной по меньшей мере четверть века назад.

Постепенно шквал «А помнишь?» — «Помню» стал затихать, и через волну эмоций пробились потихоньку первые вопросы «Как ты сейчас? Как родители, как семья?» Девочка восторженно отрапортовала и про себя, и про мужа с детьми, кто, что и как. Вместе поскорбели, помянув ее родителей… А потом она все так же радостно попросила, дескать, что все я да я, ты о себе напиши. «А у меня, — сказал Мальчик, — Все немного не так радужно, как у тебя. Я уже 13 лет в инвалидном кресле живу. Машина сбила на Садовом кольце, две недели комы, теперь вот так… И ни жены, ни детей. Только родители старенькие да двое котов.»

…………………………….

… И непременный субботний видео-звонок по скайпу вот уже двенадцать лет кряду.