Памяти членов семьи Грот-Семеновых-Тян-Шанских, ставших жертвами красного террора
Леонид Дмитриевич Семенов в свое время входил в плеяду поэтов Серебряного века. Ровесник и друг Блока, Мережковского, Андрея Белого, он учился на историко-филологическом факультете, и в молодости считал себя монархистом. Во время русско-японской войны помогал деду своему, П.П.Семенову-Тян-Шанскому поддерживать семьи забранных на войну солдат. Тогда и случился у него первый серьезный перелом во взглядах, ставший глубже во время Кровавого воскресенья.
А.Белый рассказывал от этом так: «…он шел 9 января в первых рядах с толпою рабочих, чтобы видеть осуществление идеи своей; когда грянули залпы, он в первых рядах был; кругом него падали трупы; он тоже упал, представляясь убитым; и этим лишь спасся; в течение нескольких дней он переродился… я не знал, что сильней возбуждало в нем ярость: расстрел ли рабочих, расстрел ли дичайших утопий его о царе и народе».
После этого Леонид Дмитриевич стал революционным агитатором, был избран депутатом Первой Государственной думы, за свои взгляды был арестован и зверски избит жандармами. Однако этот путь через некоторое время показался ему ложным. Оставив революционную деятельность, Семенов, как тогда говорили, опростился и «ушел в народ»; был странником и батраком, сделался толстовцем, ездил в Ясную Поляну к Л. Толстому.
Рассказы Леонида Дмитриевича Толстой высоко ценил за нравственную позицию, но со взглядами самого автора изрядно спорил: «о приписании особенной, исключительной важности не только Библии, но и Евангелию, я совсем не согласен. Я не беру на себя смелость убеждать своими доводами такого, живущего вполне духовной жизнью, как вы, человека, но, любя вас, очень бы просил вас самому строго и свободно подумать об этом. Вы пишете, что то, что вы извлекаете из этих книг, из непонятных простому уму мест в этих книгах, дает вам веру и силу жить, как вы живете. Вспомните, что чудеса браминизма, буддизма, магометанства, так же иносказательно объясняемые, дают веру и силу жизни тем, которые им верят. «
«Прямо, как он побывает, стыдно за свою жизнь. Не рассуждает, а делает», — сказал после одного из визитов Семенова Толстой и заплакал.
А делал Леонид Дмитриевич многое. Жил в деревне, сам занимался крестьянским трудом, старался по мере сил помогать крестьянам, долго и мучительно искал свой путь и свою веру. В последние годы жизни он много общался с сектой скопцов, хорошо знал их жизнь и быт. Семенов сектантов любил, жил среди них, чем мог помогал, заступался за них, обращаясь к покровительству А. Ф. Кони. Но со скопчеством примириться он не мог. Для женщин скопчество означало, в частности, выжигание грудей «до кости».
Силой своего авторитета Семенов спас крестьянскую девушку Софью Еремину от этого ужаса, в который ее пытался вовлечь ее собственный отец.
В 1915 — 1916 годах Леонид Дмитриевич бывал в Оптиной пустыни. Имено тогда и произошло его полное и окончательное возвращение к вере детства, поколебленной на время революционными исканиями и толстовством. Более того, Семенов хотел принять постриг, но старец Анатолий благословил не на это, а на брак с Софьей и принятие священнического сана.
С утра 13 декабря 1917 года Семенов и Софья Еремина на санях отправились в Гремячку и в соседнее имение, в котором жила тетя Таля — тетушка Семенова, в замужестве Наталья Яковлевна Грот. Поездка была связана с тем, что в ближайшие дни предстояли свадьба и рукоположение в священнический сан. В деревне они навестили отца Софьи Григория Еремина. Очевидно, в имении у тетушки Леонид сделал последние в жизни записи для своего романа-исповеди-дневника, а кто-то их скопировал, благодаря чему они и дошли до нас. Возвращались в темноте по сильному морозу.
Около восьми часов вечера подъехали к дому, увидели, что он разбит (он был разворочен гранатой), в нем и вокруг него снуют какие-то люди. Леонид и Софья кинулись бежать в противоположную сторону, но кто-то за ними гнался и почти в упор выстрелил из ружья в затылок Семенову. Он был убит наповал.
Софья, отморозив пальцы, пешком лишь к утру добралась в Гремячку. Крестьяне сразу же поехали к дому Семенова. Его тело нашли в овраге в лесу. По свидетельству сестры Ариадны, «он лежал, сложив на груди руки, закрыв глаза, череп над лбом был снесен, как бы срезан». Дядя покойного А. П. Семенов-Тян-Шанский с горечью пишет: «Всем и каждому в этой местности было известно, что покойный не только не имел никакого оружия, но и не признавал, по своему духовному складу, его применения не только против людей, но даже против диких зверей. Известно было всем и каждому также и то, что в домике праведника не было никаких ценностей.
Прожил Леонид Дмитриевич, как и полагается русскому поэту, 37 лет. А священником в свой черед стал его младший брат Александр…
Собрание стихотворений Л.Д.Семенова.
«Прямо, как он побывает, стыдно за свою жизнь. Не рассуждает, а делает», — сказал после одного из визитов Семенова Лев Толстой и заплакал.
Письмо Толстого Семенову, кстати, весьма любопытное.
Наиболее полное на сегодняшний день собрание прозы и стихов Л.Д.Семенова.
Наталия Яковлевна Погожева-Грот (1860 – 1918), пережила племянника всего на месяц с небольшим.
Наталия Яковлевна была дочерью Якова Карловича Грота, первого русского пушкиниста, лингвиста, филолога, историка литературы. В молодости она была художницей, в начале 20 века вышла замуж за известного писателя Евгения Николаевича Погожева (Поселянина), но брак оказался непрочным, супруги слишком расходились во взглядах и вскоре расстались. Разрыв оба переживали очень тяжело, так и оставшись до конца жизни одинокими.
Последние годы жизни Наталия Яковлевна провела в доставшемся ей от матери рязанском имении «Красная Слободка», полностью посвятив себя делам милосердия. Она была горячо привержена к о.Иоанну Кронштадтскому, за что над ней даже подтрунивали племянники и племянницы. В деревне у Наталии Яковлевны было множество крестников и крестниц, о судьбе которых она постоянно заботилась.
В первые же дни революции Наталия Яковлевна отдала все свое имение и благоустроенный дом крестьянам, переехав в маленький деревенский домик. В бывшей барской усадьбе устроили богадельню для престарелых, а сама бывшая хозяйка усадьбы взялась учить детей и на свои средства вязать теплые вещи для односельчан.
В те времена на рязанщине царил хаос, уездный город Данков и окрестности контролировала банда некоего Чванкина. В середине марта 1918 к Наталии Яковлевне явились чванкинские бандиты с требованием ехать в Данков для уплаты «контрибуции». Кроме нее бандиты захватили еще шесть человек из числа наиболее уважаемых местных учителей и благотворителей. На половине дороги к городу пленников заставили выйти из саней, выстроили в ряд и начали расстреливать. Одним из палачей был крестник Наталии Яковлевны…
Наталия Яковлевна пыталась убедить его не брать на себя греха убийства невинных людей, но в ответ услышала, что если те не будут стрелять, то их самих убьют.
Поскольку палачи навыка убийства не имели, бойня затянулась надолго. Потом тела убитых свалили на дровни и выбросили на погосте около церкви в Мураевнине, где их потом в общей могиле похоронили местные крестьяне. О подробностях кончины Наталии Яковлевны стало известно от того самого крестника, который ее же и расстреливал.
Муж Наталии Яковлевны Евгений Поселянин был расстрелян на 13 лет позже, в 1931 году.
Ариадна Дмитриевна, сестра Леонида Семенова, вскоре после гибели брата вышла замуж за латыша Пауля Миттулиса (Миттула) и уехала с ним в Латвию. Пауль родился 19 мая 1892 года в Jekabnieku pag., Jelgavas apr., Latvia. Учился на агрономическом факультете Рижского университета, в 1918 году женился на Ариадне. В том же году у молодых родилась дочь Елена, а сами Пауль с Ариадной переехали в Смоленскую губернию, где и прожили два года, до смерти Ариадны. После этого Пауль с Еленой перебрались в Латвию. Жили на хуторе, занимались сельским хозяйством. В 1922 году Пауль вступил в Крестьянский союз, а в 1933-м в организацию «Айзсарги».
После входа Красной Армии в Латвию 13 ноября 1941 года Пауль был арестован и 24 ноября 1941 года приговорен к расстрелу. Однако дело его разбиралось на заседании особого совета НКВД, в результате чего расстрел был заменен на 10 лет лагерей. Скончался Пауль 4 августа 1942 года в Норильсклаге.
Ариадна Дмитриевна бабушке моего мужа приходилась троюродной сестрой. После ее смерти вся достоверная информация об этой ветви семьи оборвалась. Ходили смутные слухи, что сам он погиб после установления в Латвии советской власти, но что случилось с Еленой, жива ли она — этого не знал никто.
Муж мой в течение нескольких лет активно занимался генеалогическими изысканиями, результатом чего стала мощная база данных, загруженная им на наш семейный сайт. К тому времени относится и следующий диалог между мной — совершеннейшим церковным неофитом, и нашим о.настоятелем:
Я : Отче, а в помянник сколько имен писать?
Он: Пиши всех, кого знаешь.
Я (с сомнением): Что, все две тысячи имен?
А у нас действительно по меньшей мере половина из четырех тысяч по именам известных родственников и свойственников была православными.
Когда вся генеалогическая информация была выгружена на сайт, нам стали пачками приходить письма от молодых поколений родственников с вопросами, уточнениями и т.п. И среди них в один прекрасный день обнаружилось письмо от рижанки Тамары, которую очень заинтересовала судьба именно этих наших латвийских родственников. Тамара сама оказалась Жениной дальней родственницей и человеком очень энергичным. Распечатав всю необходимую информацию с нашего сайта, она отправилась в рижскую ФСБ и добилась допуска в архивы в качестве родственницы потенциально репрессированного.
В архиве выяснилось следующее. Павел Яковлевич действительно был арестован практически сразу же после входа в Латвию советских войск в 39-м, после чего погиб в лагерях за Полярным Кругом. Елене подделали документы, чтобы она числилась несовершеннолетней, и отправили жить в глухомань к дядюшке — ксендзу. Благодаря такой подделке документов девушку удалось оградить от репрессий, ибо несовершеннолетних ЧСИРов (членов семей изменников родины) в тех краях в то время в спецдетдома не отправляли. Да и кто там будет по хуторам беглых подростков отлавливать?
Полученную информацию Женя переправил кузену Мишелю, активно занимающемуся генеалогическими исследованиями (вообще-то он Михаил Арсеньич, но как-то так повелось, что его все зовут Мишелем, тем более, что работает он в основном во Франции). Мишель раскопал информацию о замужестве Елены, фамилию ее мужа и подтверждение с некоторых пор возникших в семье глухих слухов о том, что эта семья живет в Америке. А дальше за дело взялся уже сам Женя, поскольку нам здесь удобнее продолжать поиски. На удивление быстро он нашел Елениного сына Яниса, списался с ним и узнал последнюю часть саги.
Оказывается, году в сорок втором Елена вышла замуж, родила ребенка, а незадолго до повторного прихода советских войск они с мужем решили из Латвии бежать, чтобы ни в коем случае не жить в Советском Союзе. Осенью, в шторм, с маленьким ребенком на борту они на лодке ушли, если не ошибаюсь, в Швецию (или Финляндию? не помню). Там прожили несколько лет, было невероятно тяжело, голодно, но они справились и родили, к тому же, еще двоих детей. А в начале 50-х эмигрировали в Штаты.
Елена умерла меньше чем за год до того, как Женя нашел Яниса, судя по рассказам, о до-американском периоде своей жизни она вспоминать не любила, а Советский Союз и русские вызывали у нее весьма негативные ассоциации.
Дети, и в особенности Янис, этих эмоций, к счастью, не унаследовали. Года три назад Женя ездил на симпозиум в Сан-Франциско, так Янис зазвал его к себе в Санта-Барбару (точнее, в Карпентерию) в гости. Они на редкость душевно отметили Лиго в компании Янисова семейства и соседей-латышей. Вообще, моих способностей не хватит, чтобы перессказать Женины байки…
Представьте себе картинку. Подкатывает мой супруг к изящной резиденции, оттуда как раз выезжает совершенно убитый мини-грузовик, из-за руля выглядывает кузен-миллионер с фразой: «А, братец, это ты? Ну садись, поехали за выпивкой», после чего они скупают пиво бочонками, а вино ящиками. Потом на барбекю жарятся какие-то раблезианские гамбургеры и прочие мяса, народ резво пляшет вокруг костра всю ночь, отрываясь как мы в лучшие студенческие времена. А наутро после гулянки кузен везет моего супруга показывать легендарную деревушку, свою клинику (врач он), и заодно — фотографировать для меня тамошние православные церкви, что меня весьма и весьма тронуло.
От Яниса и его семейства мы теперь ко всем праздникам получаем очень трогательные открытки, написанные по-русски (!). Одна из янисовых дочек замужем за торонтовским латышом, а дядюшка ксендз, спасший Елену, как выяснилось, скончался совсем недавно, прожив более полувека сравнительно недалеко от нас, в онтарийском Thunder Bay.
Сейчас самой Елены на свете уже нет. Один из ее сыновей – Янис — работает врачом в Карпентерии, неподалеку от Санта-Барбары, и с большой симпатией относится к России и русской культуре. А дядюшка ксендз, спасший Елену, как выяснилось, скончался совсем недавно, прожив более полувека сравнительно недалеко от наших краев, в онтарийском Thunder Bay.
***
Всего же в клане Семеновых-Тян-Шанских только в первые месяцы революции были зверски убиты четверо членов семьи, в том числе двое беспомощных стариков — Павел Михайлович Семенов и его глухонемая жена.
П.М.Семенов 1849 — 5 декабря 1917 года
Двоюродный прапрадед мужа, зверски убит вместе с глухонемой женой «революционными» бандитами. Первая, и, увы, далеко не последняя жертва в семье.
«Революция принесла Семеновым-Тян-Шанским смерти, глубокие потрясения и жестокие разочарования. Они не могли примириться с тем, что к их семье, жившей среди народа, бравшей на себя заботу о тех крестьянах, которые входили в ближайшее окружение, работавшей ради отмены крепостного права, широко помогавшей крестьянам в голодные годы, народ относился воинствующе враждебно. Все происходившее называли безумием.
После февраля из тюрем были выпущены не только политические заключенные, но и уголовники. С фронтов тянулись дезертиры. Старший брат Рафаил рассказал Леониду о растущем влиянии большевиков. На юге Рязанской губернии возникла банда матерого каторжника Владимира Чванкина. 29 сентября 1917 г. в петроградской эсеровской газете «Земля и воля» в рубрике «Деревенская жизнь» появилась анонимная статья о ее бесчинствах под заглавием «Хулиганство». Шайка Чванкина без всяких оснований решила, что это дело Рафаила и Леонида Семеновых. В действительности автором был Н. М. Соколов, член Петроградского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Братьев схватили, избили, заставили сколачивать себе гробы; случайно им удалось на этот раз избежать гибели (год спустя Рафаил умер от голода). Младший брат Рафаила и Леонида Александр (будущий епископ) писал в поэме «Венок просветленным» (семейный архив):
Отец сказал: «Не может быть!
Не мы ли нашему народу
Служили честно, и любить
Так не умел никто свободу!
Освобождением крестьян
Не наше ль имя освятилось?
А внука бросили в бурьян,
Забыты жертвы, все забылось!»
Вскоре, 19 октября около 9 часов вечера, произошло покушение на Рафаила, который жил в Гремячке. Лучше всего привести отрывок из его письма к дяде Андрею Петровичу от 30 октября. «Пришлось и мне кровью пострадать и, к сожалению и к глубокой моей патриотической скорби и боли, не на честном поле брани с внешним врагом, а от предательской пули российского гражданина — выстрелившего в меня через освещенное окно в то время, как я, вернувшись из поездки, готовился ужинать у семейного очага. Пуля из револьвера Нагана вошла несколько ниже левой скуловой кости (угла ее за глазом), пронизала скуловую кость и вышла наружу в нижней части правой височной и застряла в дверном косяке внутренней стаи. Обстоятельность анатомических подробностей напоминает о том, что один естественник пишет другому.
Меньше чем через месяц в расположенном неподалеку имении, славившемся на всю губернию замечательным садом, — прямо чеховская подробность… — при душераздирающих обстоятельствах был убит вместе со своей глухонемой женой старик П. М. Семенов — двоюродный брат П. П. Семенова-Тян-Шанского. Помещики в своих дворянских гнездах, при своих вишневых садах оказались беспомощными, беззащитными жертвами сладострастной жестокости подонков. Приходится сказать, что расправы производились при попустительстве и одобрении крестьян Гремячки и соседних деревень.»
(По книге В.С.Баевского «Жизнестроитель и поэт (о Леониде Семенове)»)
Бланки — Гроты — Семеновы — Тян-Шанские
Павел Михайлович Семенов с женой
Пауль Митулис
